Александр Галич, Рождество

Всё шло по плану, но немножко наспех.                          

Спускался вечер, спал младенец в яслях,

Статисты робко заняли места,

И Матерь Божья наблюдала немо,

Как в каменное небо Вифлеема

Всходила благовещенья звезда.

Но тут в вертеп ворвались два подпаска

И крикнули, что вышла неувязка,

Что праздник отменяется, увы,

Что римляне не понимают шуток,

И загремели на пятнадцать суток

Поддавшие невовремя волхвы!

Стало тихо-тихо-тихо

В крике замерли уста

Зашипела, как шутиха

И погасла та звезда.

Стало зябко-зябко-зябко,

И в предчувствии конца

Закудахтала козявка,

Вол заблеял, как овца.

Все завыли, захрипели,

Но, не внемля той возне

Спал младенец в колыбели

И причмокивал во сне.

Уже светало, розовело небо,

Но тут раздались гулко у вертепа

Намеренно тяжёлые шаги,

И матерь Божья замерла в тревоге,

Когда открылась дверь и на пороге

Кавказские явились сапоги.

И разом потерявшие значенье

Столетья, лихолетья и мгновенья

Сомкнулись в безначальное кольцо.

А он вошёл и поклонился еле

И обратил неспешно к колыбели

Забрызганное оспою лицо

Значит вот он, этот самый

Жалкий пасынок земной,

Что и кровью и осанкой

Потягается со мной.

Неужели, неужели,

Столько лет и столько дней

Ты, сопящий в колыбели

Будешь мукою моей?

И меня с тобою, пешка,

Время бросит на весы?

И недобрая усмешка

Чуть встопорщила усы.

А три волхва томились в карантине.

Их в карантине быстро укротили,

Лупили и под вздох и по челу,

И римский опер, жаждая награды,

Им говорил - Сперва колитесь, гады,

А после разберёмся, что к чему.

И, понимая, чем грозит опала,

Пошли волхвы молоть, что ни попало,

Припоминали даты, имена,

И полетели головы, и это

Была вполне весомая примета,

Что новые настали времена.